Беллоуз, не глядя, протянул руку к соседнему столу и взял с него чашку с кофе. Он шумно отхлебнул кофе и вдруг внезапно поставил ее обратно. Марк подумал о своем коллеге ординаторе, который мог бы неплохо прочитать лекцию студентам, и быстро вписал его имя в блокнот. Перед ним на низком столике лежал список студентов. Он поднес его к глазам и вновь изучил имена пяти студентов: Джордж Найлз, Харви Гольдберг, Сьюзен Уилер, Джоффри Файрвизер III и Пол Карпин. Только два имени вызывали у него какие-то ассоциации. Имя Файрвизера заставило его улыбнуться и вызвало в его воображении образ избалованного стройного юноши в очках, рубашке от "Братьев Брукс" и с одной из самых длинных в Новой Англии родословных. Другое имя, Сьюзен Уилер, остановило его взгляд, так как Беллоуза вообще привлекали женщины. И он имел основания полагать, что, в свою очередь, также является привлекательным для женщин. В конце концов, он обладал атлетической фигурой и профессией врача. Социальные воззрения Беллоуза вовсе не были утонченными, скорее, они были наивными, как у большинства его коллег врачей. Глядя на имя Сьюзен Уилер, Беллоуз представлял, что особь женского пола среди его студентов хоть немного скрасит его существование в ближайший месяц. Но он не пытался нарисовать себе образ Сьюзен Уилер, так как трезвый голос рассудка говорил ему, что этого не стоит делать.
Марк Беллоуз работал в Мемориале уже два с половиной года. Его дела шли прекрасно, и он был уверен, что программа его обучения скоро завершится. Действительно, все выглядело так, как если бы у него были реальные шансы стать лучшим среди ординаторов, если и дальше все пойдет гладко. Ему поручили вести группу студентов, а это было хотя и хлопотным, но благоприятным знаком. Этот неожиданный для Марка поворот дела был результатом того, что Хью Кейзи заболел гепатитом. Хью Кейзи был одним из старших ординаторов, и в его обязанности входило проведение занятий с двумя группами студентов медицинской школы на протяжении года. Заболел он три недели назад. Сразу после этого Беллоузу было велено прийти в приемную доктора Говарда Старка. Поначалу Беллоуз не связал этот вызов к шефу отделения хирургии с болезнью Кейзи и лихорадочно пытался припомнить все свои возможные грехи, чтобы подготовиться к предполагаемому выговору. Но Старк оказался очень любезен и хвалил Беллоуза за его работу в последнее время. После неожиданно приятных слов Старк спросил, не хотел бы Беллоуз взять себе группу студентов, предназначенную для Кейзи. Честно говоря, Беллоуз предпочел бы отказаться от этого, если бы приказ не исходил от самого Старка, хотя и был облечен в форму предложения. В такой ситуации отказ стал бы для него профессиональным самоубийством, и Беллоуз осознавал это. Он понимал, что оскорбленный неподчинением Старк может отплатить ему, и поэтому согласился, выказав надлежащую степень энтузиазма.
И сейчас с помощью линейки Беллоуз заполнял первую страницу своего блокнота квадратиками со стороной примерно в два с половиной сантиметра. В дальнейшем он намеревался вписывать в них даты тех примерно тридцати дней, пока студенты останутся на его попечении. В каждом квадратике он выделял часть для первой половины дня и часть для второй. Он хотел утренние лекции читать сам, а лекции после полудня собирался предложить своему коллеге. Беллоуз хотел заранее составить план лекций, чтобы не было накладок и повторений.
Неделю назад Беллоузу исполнилось двадцать девять лет. Но по его внешнему виду было трудно догадаться о его возрасте. Его кожа была необычайно гладкой для мужчины, и он находился в превосходной физической форме. Практически каждый день он пробегал трусцой две-три мили. Единственным видимым подтверждением того, что ему уже почти тридцать, были чуть-чуть поредевшие волосы на макушке и уже немного отступившая линия волос на висках. Глаза у Беллоуза были голубые, а над ушами проступала еле различимая седина. У него было приятное лицо, и он был наделен завидным качеством располагать к себе людей. Большинству окружающих Марк Беллоуз нравился.
К Беард-5 были прикреплены еще два врача-интерна. В соответствии с новой терминологией их следовало называть ординаторами первого года, но Беллоуз и большинство остальных ординаторов продолжали называть их интернами. Это были Даниель Картрайт из университета Джона Гопкинса и Роберт Рейд из Йеля. Они стали интернами в прошлом июле и с тех пор прошли уже долгий путь. Но к этому февралю они оба начали испытывать знакомую всем интернам депрессию. С начала года прошло много времени, и чувство уникальности своей роли, как и ужас ответственности за свои действия у них уже изрядно притупились, а с другой стороны, до конца года, когда они заработают право сбросить груз еженощных вызовов, оставалось еще порядочно. Таким образом, они также требовали своей доли внимания со стороны Беллоуза. Картрайт в настоящее время работал в блоке интенсивной терапии, а Рейд – в оперблоке. Беллоуз решил использовать обоих для занятий со студентами. Картрайт преуспевал немножко больше и мог оказаться в этом смысле полезнее. Рейд был чернокожим и последнее время стал больше изводиться по поводу цвета своей кожи, чем по поводу своих обязанностей интерна. Этот симптом был тоже характерен для февральского уныния, но Беллоуз решил, что и по этой причине Картрайт скорее сможет помочь ему со студентами.
– Жуткая погода, – сказал Вальтерс, обращаясь к Беллоузу в довольно развязанной манере.
Вальтерс всегда так говорил, потому что для него любая погода была жуткой. Единственными климатическими условиями, при которых он мог бы почувствовать себя комфортно, были двадцать пять градусов тепла и тридцатипроцентная влажность воздуха. Тепло и сухой воздух благотворно влияли на больные бронхи Вальтерса. Но климат в Бостоне редко втискивался в столь строгие границы, и погода для Вальтерса всегда была гнусной.