Сьюзен приблизилась на несколько шагов. Запах был весьма сомнительный, а воздух – жирный и тяжелый, как в переполненном автобусном зале ожидания на вокзале.
– Консистенция печени несколько тверже, чем обычно, но все-таки достаточно мягкая, точка. – Нож блеснул в воздухе и разрезал печень. – На поверхности разреза виден усиленный рисунок долей, точка. – Нож нарезал четыре-пять ломтей печени, пока не добрался до центра органа. – Ткань имеет обычный рыхлый характер, точка.
Сьюзен подошла к изножью стола. Слив теперь находился прямо перед ней. Высокий ординатор слева снова закопался в тазу, примериваясь к другому органу, но остановился, так как усатый ординатор начал говорить:
– Привет...
– Здравствуйте, – начала Сьюзен, – извините, что помешала.
– Ничего страшного. Присоединяйтесь к нам, мы уже заканчиваем.
– Спасибо, мне хватает одного вида. Это Кроуфорд или Феррер?
– Это Феррер, – сказал ординатор. Затем он указал на другое тело. – Вот Кроуфорд.
– Я интересуюсь, определили ли вы причину смерти.
– Нет, – ответил высокий ординатор. – Но здесь мы еще не вскрывали грудную клетку. Кроуфорда мы вычистили полностью. Может быть, после микроскопных срезов что-нибудь прояснится.
– А что вы ожидаете увидеть в легких? – спросила Сьюзен.
– Ну, в анамнезе – остановка дыхания, можно ждать тромбоэмболии легочной артерии. Хотя я не думаю, что мы что-нибудь найдем. Может, что-то будет при секции мозга.
– А почему вы думаете, что ничего не найдете?
– Ну, я уже встречался с подобными случаями и никогда ничего не находил. Анамнез был точно такой же. Они поступают в больницу, относительно молодые, и просто перестают дышать. Попытки реанимации безуспешны. Затем они или сразу попадают к нам, или судебный эксперт возвращает их нам.
– А сколько таких случаев вы видели?
– За какой промежуток времени?
– Примерно... год, два.
– Может, шесть-семь случаев. Я думаю.
– И у вас нет никакой догадки о причине смерти?
– Никакой.
– Никакой? – с удивлением спросила Сьюзен.
– Ну, я думаю, что причина может быть в мозге. Что-то выключает дыхательный центр. Может быть, инсульт, но я делал секцию мозга и в случаях, похожих на эти два.
– И что?
– Ничего. Ровным счетом.
Сьюзен начало мутить. Атмосфера, запах, вид, шум объединились, голова у нее закружилась, она ощутила приступ тошноты и сглотнула.
– А больничные истории болезни Кроуфорда и Феррера здесь?
– Конечно, они в комнате, где мы пьем кофе, через лабораторию.
– Мне бы хотелось просмотреть их. Если вы найдете что-нибудь важное, крикните мне, ладно? Мне бы хотелось посмотреть.
Высокий ординатор взял сердце и положил на весы.
– Это ваши больные?
– Не совсем, – ответила Сьюзен, отходя к выходу. – Но могли бы быть.
Высокий ординатор насмешливо смотрел на другого, пока Сьюзен шла к двери. Тот пожирал ее взглядом, очевидно прикидывая, как бы осторожно разузнать ее имя и откуда она.
Ординаторская была такой же, как все в больнице. Кофеварку представлял престарелый агрегат, краска с одной стороны подгорела, а провод, протертый у корпуса, являл собой настоящую опасность. На стойке вдоль двух стен грудой лежали истории болезни, бумаги, книги, кофейные чашки, шариковые ручки.
– Это было быстро, – сказал ординатор, который красил срезы.
Он сидел за столом, имея перед собой полупустую чашку кофе и полусъеденный пирожок. Он был занят, подписывая большую стопку патологоанатомических заключений.
Вскрытия всегда были большим испытанием для меня, – начала Сьюзен.
– Вы привыкнете, все привыкают, – ответил ординатор, засовывая пирожок в рот.
– Наверно. Где я могу посмотреть истории болезни людей, которых они вскрывают?
Ординатор запил пирожок кофе, с усилием проглотив большой кусок.
– На полке под названием "Поступление". Когда вы закончите с ними, переложите их на полку с надписью "В архив", потому что мы уже с ними закончили.
Отвернувшись к задней стене, Сьюзен увидела ряд квадратных ячеек. На одной из них была табличка "Поступление". Там она обнаружила карты Феррера и Кроуфорда. Расчистив себе местечко на столе, Сьюзен села и достала свой блокнот. Вверху одной пустой страницы она написала "Кроуфорд", а другой – "Феррер". Затем методически принялась делать выписки из истории, как делала это с историей Нэнси Гринли.
На следующее утро, когда по радио прозвучал сигнал подъема, Сьюзен показалось просто невозможно трудным покинуть теплое убежище постели. Только музыкальная композиция Линды Ронштадт удержала ее от выключения радио. Сьюзен вытянулась в кровати и позволила звукам и ритму пронизывать насквозь свое тело. Когда песня закончилась, Сьюзен уже полностью проснулась, и ее ум начал перебирать события минувшего дня. Прошедшей ночью до трех утра она, глубоко сосредоточившись, просидела над кипой журнальных статей, над книгами по анестезиологии, над своими собственными учебниками по терапии и клинической неврологии. Она исписала огромное количество бумаги, и ее библиографический список увеличился до сотни названий статей, которые она затем собиралась притащить из библиотеки. Проблема представлялась Сьюзен все более сложной и трудоемкой, но в то же время все более захватывающей и увлекательной. В результате ее решимость окрепла, и она намеревалась завершить свое исследование в этот день.
Сьюзен приняла душ, оделась и позавтракала с похвальной скоростью. Во время завтрака она перечитала некоторые свои записи и прикинула, что нужно бы освежить в памяти последние статьи, которые она изучала ночью.